В средневековом “Индексе дьявольских сил” (ХIIIв.) вампиры классифицируются как “человеческие трупы, оживленные дьяволом, выползающие из могил, исчезающие в кладбищенских зарослях, в ноябрьских туманах, ползущие в сторону жилищ человеческих. Ночью глубокой проникают к спящим, садятся на грудь, душат, пьют кровь. Жертвы их тоже становятся вампирами…”
Действенным средством против вампиров считались – крест, святая вода, чеснок, серебряные пули и осиновый кол, который необходимо было вбить в сердце подозреваемого в вампиризме. Поверье о существовании вампиров было достаточно широко распространено в Средневековой Европе, о чем свидетельствуют обнаруживаемые археологами захоронения с осиновыми колами, воткнутыми в грудь трупа. Самым знаменитым вампиром считается трансильванский граф Дракула, ставший персонажем многих книг и фильмов.
Чтобы подробнее раскрыть тему вампиров, предлагаем вам часть главы из книги “Волна”, том 3, автор Лора Найт-Ядчик. Книга полностью переведена на русский язык и опубликована в бумажном виде. И также доступна тут.
Волна – Глава 25: Прогулка на природе среди имён Бога, где мы берём интервью у вампира и находим космическое яйцо
<…>
Все они [Гурджиев, Дон Хуан] говорят, что за нашей реальностью явно стоит какая-то большая сила, существо или влияние, о которых нам срочно необходимо узнать. Неужели только они говорят такие вещи?
Барбара Хорт, доктор философии, психолог-юнгианец, также говорит нечто подобное. В своей книге Unholy Hungers она пишет:
Зверь всегда был с нами. С тех пор, как наши сердца качают кровь, наши души светятся жизнью, мы жаждем любви, зверь всегда был рядом. Ухмыляясь и подкрадываясь, пуская слюни и строя козни, он облизывает свои полные мягкие губы в предвкушении следующей тёплой трапезы. Для зверя это в основном вопрос питания. О, да, у него много лиц, все они человеческие, и у него также есть наши милые манеры. Но эти человеческие привлекательные качества — камуфляж, порождённый необходимостью, это маскировка, позволяющая зверю одержать верх. Под маской человечности сердцевина зверя — это голод, и выживание — его единственная цель.
Зверь жаждет выжить, но не для такой жизни, какой мы её знаем. <…> Он умён и ненасытно голоден. Чтобы выжить, зверь должен утолить свой голод, и он может питаться только тем, чего ему не хватает — сущностью жизни. Поэтому зверь должен охотиться на нас, живых. Он должен высасывать нашу живительную кровь и истощать наши силы.
Если нам повезёт, мы просто умрём. Если нам повезёт меньше, мы поддадимся глубочайшему ужасу хищничества зверя, который заключается в том, что большинство его жертв не умрёт. Вместо этого мы превратимся в того, чьей жертвой мы стали, и будем вынуждены питаться тем же самым паразитическим способом. Таким образом, пищевое безумие распространяется и раздувается до звериного легиона, предки которого неотступно преследовали нас ещё в доисторические времена. Этот зверь древний, глобальный и продолжает расти. У него бесчисленное множество историй и форм, все как тени — неуловимые и тёмные. Но имя, которым мы называем самого зверя, ясно, холодно и точно. Мы называем его вампиром.
История вампиров старая, запутанная и злобная, как и любая другая история на земле. <…> Так много имён, и среди них — суровая правда. Вампир преследует живых в каждом уголке человеческого мира. Дракула — всего лишь один вампир из мировой орды, а также молодой член клана, появившийся в воображении Брэма Стокера всего сто лет назад, прообразом для которого послужил военачальник, живший менее шестисот лет назад — всего лишь один вздох во времени, учитывая, что более трёх тысяч лет назад ассирийцы и вавилоняне описывали чудовище Эдимму — неупокойный призрак мёртвого, использовавший кровь и плоть живых, чтобы спастись от собственной смерти. Так что это между нами и вампиром. Где бы мы ни жили, когда бы мы ни жили, зверь всегда был с нами.
Чем можно объяснить древнее, глобальное присутствие вампира в мифах и преданиях? (Хорт, 1996)
Что ж, это хороший вопрос. Есть и другие юнгианские психиатры и психологи, работающие с идеей архетипов, которые предположили, что наши мифы и сказки могут многое рассказать нам о нашей реальности, как явной, так и скрытой. Дело в том, что истории о вампирах настолько широко распространены, что попытка объяснить их многими современными теориями болезней, сексуальных извращений, садизма, некрофилии и людьми, страдающими от психических отклонений, заставляющих их воровать, пить или купаться в человеческой крови, просто не имеет смысла.
Согласно Юнгу, психика каждого человека состоит из основных элементов, называемых архетипами. Мы можем определить архетипы как совокупности энергий или признаков, составляющих нашу личность. Образы, символизирующие архетипы, могут помочь нам понять разнообразие психических энергий, которые составляют то, кто и что мы есть. Согласно юнгианской теории, когда наши архетипы активизируются, мы чувствуем, что нами движут внутренние персонажи, разыгрывающие захватывающие истории на сцене нашей жизни. Иногда мы чувствуем, что обладаем этими мощными психическими энергиями, а иногда нам кажется, что они овладели нами.
Юнгианский аналитик Марион Вудман, цитируемая доктором Хортом, пишет:
Когда мы размышляем об архетипичных энергиях, которые движут нами, кажется, что каждый архетип имеет свою индивидуальность с положительными и отрицательными аспектами. <…> Энергии наших архетипов могут наполнить нас сияющим светом или сокрушить разрушением и отчаянием. Они наши боги, внутренние, духовные и инстинктивные. Когда мы [сознательно] устанавливаем с ними отношения, это позволяет нам работать над воплощением наших ангелов… Я бы добавила, что бессознательная связь с архетипом приводит нас к воплощению наших демонов. <…> Архетипы подобны скрытым магнитам, которые притягивают и отталкивают. Боги и вампиры, богини и ведьмы тревожно близки к нам в этой сфере. Они делают нас или ломают, в зависимости от нашего сознательного отношения к ним. (Хорт, 1996, 5)
Идея Юнга состояла в том, что когда в группе активируется архетип, образы его энергии появляются в рассказах, мифах и сказках этой группы. Он также считал, что любая история, получившая широкое распространение в пространстве и времени, — это важный ключ к психологическому опыту, являющимся общим для всех. Если Юнг был прав, то история о вампире, древнейший и самый распространённый миф из всех, является не просто побочным продуктом невежества людей из далёких времён. Архетип вампира был с нами с самого начала истории, и факт в том, что мы только начинаем его понимать.
Я хотела бы обратить ваше внимание на некоторые замечания, сделанные в предыдущих двух главах. В предпоследней главе я писала, что зло — это реальное и осязаемое проявление в нашем мире:
Могу вас заверить, что зло проникает в нашу жизнь в облике добра и истины. Трудность разговоров о зле в наши дни заключается не в его странности или причудливости, а в том, что наша культура настаивает на том, что религиозные взгляды на добро и зло устарели. <…> Дело в том, что «я», создающие зло и желающие его увековечить, — это те, кто находится на более высоких уровнях плотности, и против кого у нас нет никакой защиты, кроме как через знание того, кто они и как действуют. Мы должны узнать об этой лжи, чтобы увидеть правду.
В предыдущей главе я снова упомянула тему зла:
И с расширением моей точки зрения исчезало всё больше зол! Не поймите меня неправильно. Когда я говорю, что они «исчезли», это не значит, что они перестали существовать или трансформировались. Нисколько. Я просто перестала воспринимать их как зло. <…> Нет, правда. Я всё ещё вижу действующих в мире демонов; я всё ещё вижу наводящую ужас тьму, омрачающую души людей и закрывающую им доступ к их творческому потенциалу. Я всё ещё вижу войну, геноцид, голод и эпидемии как часть нашей реальности. <…> И хотя для условности я использую такие термины, как тьма и свет, добро и зло, положительное и отрицательное, чтобы говорить о вещах в практическом ключе, я больше не считаю их существенной ошибкой… Теперь я вижу, что все эти вещи существуют — свет и тьма, добро и зло, положительное и отрицательное, служащие себе и служащие другим — как часть величественной структуры бесконечного Творца или Первичного источника. <…> Более того, я вижу причину, по которой это должно быть так, помимо простого «выбора» человечества испытать обучение в ускоренном темпе.
Тот, кто читал предыдущий том, возможно, помнит, что как только я полностью вошла в образ мышления христианского фундаменталиста, согласно которому спасение нужно искать как для себя, так и для мира в целом, моя реальность тут же рухнула вокруг меня, и мне действительно понадобилось спасение!
Ответвление этого христианского фундаментализма, ньюэйджевская идея «создания своей собственной реальности», исключая любые мысли о чём-то неприятном, также было катастрофой, которая чуть не погубила меня. Очевидно, что между моим взглядом на мир и моим опытом в нём существовала некая связь, хотя это не совсем то, что считалось истинным в обоих этих путях.
Затем я продолжила рассматривать вероятность того, что причина этих проявлений заключается в том, что мы действительно создаём свою собственную реальность каким-то неясным образом, но что дьявол кроется, так сказать, в деталях. Затем я изучила идею о том, что когда человек пытается изменить реальность, по-настоящему творческая часть его ума понимает это как то, что реальность нарушена, и что именно это и воплощается в жизни. На самом деле это сводится к следующему: «как бы вы ни судили, вас судят самих».
Я хотела бы воспользоваться моментом, чтобы высказать свою точку зрения: суждение, в общем смысле, это нечто совершенно иное, чем рассмотрение, оценка или формирование мнения. Оно предполагает действие за или против чего-то «другого», поскольку суждение обычно несёт с собой идею «приговора» или награды и наказания. Это очень важный вопрос, поскольку он лежит в основе полемики о «создании своей собственной реальности».
Джозеф Чилтон Пирс написал следующее в своей классической работе, Трещина в космическом яйце:
Существует определённое взаимоотношение между тем, что мы думаем о том, каков мир, и опытом, который мы приобретаем, находясь в этом мире. Энергия нашей мысли и энергия действительности взаимодействуют и изменяют друг друга. Наш разум и наша реальность отражаются друг в друге, как в зеркале, пусть и не до мельчайших подробностей.
Мы не можем находиться вне этого процесса зеркального отражения и анализировать его, хотя, так как мы и есть процесс, это верно лишь до определённой степени. Любая техника, которую мы можем использовать для того, чтобы «объективно взглянуть» на нашу действительность, становится частью происходящего, частью текущего события. Мы являемся неизмеримо значительной частью функции, определяющей реальность, на которой и основано наше видение. Наше видение выступает в наблюдаемой нами реальности одним из определяющих факторов.
<…> Сама процедура зеркального отражения должна рассматриваться как единственный фиксированный элемент, в то время как продукты этой процедуры должны считаться относительными. <…> Мы представляем себе мир и делаем всё, чтобы отвечать, соответствовать своим представлениям о нём. <…> Изменение взгляда на мир может изменить видимый мир.
Metanoia — греческое слово, обозначающее переосмысление, преобразование, конверсию: «фундаментальную трансформацию разума, образа мыслей». Это процесс, который преобразует наши идеи и представления. <…> Та же самая процедура обнаруживается в развитии видения мира, [и] её же можно узреть в процессе диалога и в предложении (и возможном заполнении) «пустующей категории» в науке. Постановка чрезвычайно серьёзного вопроса предполагает, что в ответ тебя завалят не менее серьёзными вопросами, и преобразует наши идеи и представления в пользу тех впечатлений и восприятий, которые необходимы для того, чтобы «увидеть» желаемый ответ. <…> Вопрос определяет и формирует ответ точно так же, как желаемая цель формирует природу задаваемых вопросов.
Исследование этой функции реальности показывает, как и почему мы пожинаем то, что сеем, все вместе или каждый по отдельности; при этом никакого простого соответствия один в один не подразумевается. Успех или провал какой-либо идеи является функцией огромной паутины случайностей. (Пирс, 1975)
«Изменение взгляда на мир может изменить видимый мир». Вот это концепция!
И что самое важное: «Наше видение выступает в наблюдаемой нами реальности одним из определяющих факторов. <…> Постановка чрезвычайно серьёзного вопроса предполагает, что в ответ тебя завалят не менее серьёзными вопросами, и преобразует наши идеи и представления в пользу тех впечатлений и восприятий, которые необходимы для того, чтобы «увидеть» желаемый ответ».
Эти замечания подводят нас, опять же, к идее сознания Грааля, то есть к «постановке вопроса». И, конечно же, ставить вопрос, не предвосхищая ответа, — это ключ к более полному видению Вселенной такой, какая она есть. И здесь мы подходим к ещё одному камню преткновения. Как только вы видите что-то в реальности, что вам затем следует делать? Какова правильная реакция? Или вы вообще не должны реагировать? Как понять?
Именно здесь мы обнаруживаем, что «успех или провал какой-либо идеи является функцией огромной паутины случайностей». Именно эти случайности или возможные реакции на них мы и начнём исследовать.
Прежде всего, позвольте мне напомнить читателю, чего мы пытаемся достичь: мы изучаем наш сегодняшний мир, чтобы прийти к «простым пониманиям», которые должны стать заключительным экзаменом реальности третьей плотности. Эти понимания, по-видимому, определят не только, закончим ли мы школу, но и то, насколько мы готовы начать уроки в следующем классе. Кажется, что важной частью этой подготовки является достижение сознания Грааля.
Бог Один, обнаружив секретный источник мудрости и поэзии, попросил стража источника дать ему напиться, и ему было сказано: «Ты отдашь за это свой правый глаз». <…> «Общий запас» опыта так же «здесь», как и в ином другом месте. <…> Человек из этого может получить всё остальное, чего только пожелает, если он согласен заплатить цену и имеет некое твёрдое намерение, которое могло бы ориентировать процесс. <…> Зеркала игры реальности выстраиваются во фрунт при виде недвусмысленной решимости сознательного разума. «Другое зеркало» автоматически однозначно. (Пирс, 1975)
Мы уже знаем, что «правый глаз», который нужно отдать, чтобы испить из источника мудрости и поэзии, — это наше линейное, концептуальное мышление, определяющее некий узкий порядок вещей как хороший и обозначающее все остальные как аберрантную энергию, каким-то образом не соответствующую или противоречащую Вселенной. С помощью левого полушария мозга мы выбираем то, во что нам хочется верить. Мы игнорируем, приглушаем и скрываем то, что нам не нравится. Мы «с верой» вкладываемся в то, что нам нравится, и верим, что сосредоточение внимания на этих концепциях сделает их частью нашей реальности, забывая, что наш организм, наше правое полушарие мозга наблюдает реальность ясным и непредвзятым взором. Возможности и реальности, исключённые из сознательного принятия, создают ум, разделённый, запутанный и лишённый силы. Наше тело будет отражать это, действуя как «машина вне фазы, работающая против себя, разрывающая себя».
Роберт Фрост увидел в цивилизации образ небольшой делянки, расчищенной в большом лесу. Мы с огромным трудом вырубили для себя участок, и нам кажется, что темнота вокруг снова готова сомкнуться — если наша система идей окажется несостоятельной, мы вновь провалимся в хаос. <…> Я буду считать тёмным лесом первобытные нравы и обычаи, бессознательное, неосознанный потенциал. <…>
Эта делянка и есть наш взгляд на мир, космическое яйцо, структурированное стремлением нашего сознания придать собственной вселенной логический порядок. Делянка была организационной схемой, предложенной нам на основании произвольно выбранной возможности.
Тейяр де Шарден видел назначение человека в том, чтобы нести свет с нашей маленькой делянки в окружающую нас темноту. В древние времена мы боялись, как бы темнота не поглотила нашу хрупкую разумную конструкцию, и все наши действия были направлены на то, чтобы сохранить наш культурный круг в целости.
<…> Мы все со страстью участвовали в укреплении нашей системы продуцирования идей, каталогизируя и индексируя нашу делянку в тёмном лесу. Тут начала проявляться некая неоднородность в идеях, расхождение во мнениях. Но природа тёмного леса представляет собой реальную проблему. Потому что наше отношение к тёмному лесу значительным образом влияет на наше видение расчищенной делянки и определяет то, какими будут новые, расчищенные нами делянки. (Пирс, 1975)
Эти слова Пирса заостряют внимание на нашей проблеме. Именно наше отношение к тому, что есть, создаёт нашу реальность, потому что именно оно определяет «центр» нашего сознания. Центром нашего сознания является доступ к энергии нулевой точки реальности. И в этом смысле нам нужно посмотреть на многие вещи, чтобы узнать, что является истинным источником центра сознания и как его можно возвысить, чтобы по-настоящему изменить нашу реальность.